Читаем без скачивания Война Львов[СИ] - Борис Сапожников

Я покрепче стиснул рукоять меча, поправил движением плеча трофейный щит с гербом Скриана и сжался, приготовившись к удару. Теперь меня развернуло, едва не вырвав из седла, но я использовал инерцию для собственного удара. Середина клинка врезалась в шлем моего противника. "Сахарная голова" лопнула под ним, развалившись на две части, мой меч с отвратительным чмокающим звуком раскроил череп врага. И тут перед глазами моими возник зловещего вида налобник вражьего коня, он взвился вверх — хозяин поднял коня на дыбы — и в лицо мне устремилось копьё, на конце которого трепетал флажок с синим соколом на белом поле. Я понял, что мне — не жить. Усиленный весом моего брата в доспехе и его скакуна удар не то что из седла выбьет, он меня насквозь прошьёт, не добротная броня, ни щит не спасут.

Я отчаянно рубанул по "жалу" копья, стараясь сбить удар, одновременно двигаясь всем телом в противоположную сторону. "Жало" угодило в лицевую часть моего шлема-салада, сорвав продолговатое забрало и покорёжив бугивер. По щекам и шее потекла кровь, однако основная сила пропала втуне, а у меня появился момент для удара, покуда мой брат пытался справиться с заплясавшим конём. Последнему явно пришлись не по душе пляски и рывки поводьев, раздиравших губы. Но бить я не стал, предпочёл ретироваться подальше.

Мне попался рыцарь в доспехе, щедро украшенном позолотой и хитрым узором. Он уже лишился копья и отбивался от наседающих пехотинцев мечом, причём отбивался крайне удачно. Под копытами его вороного жеребца уже валялись три зарубленных точными ударами солдата. Я налетел на позолоченного, вымещая всю ненависть к этой войне, где мне пришлось драться с родным братом, проявив невиданную доселе ловкость. Приняв выпад противника на щит, я рубанул от всей души его снизу вверх, под руку, в самое уязвимое место на доспехах. Клинок скрежетнул по наплечнику, рука, отделённая от тела, взлетела в воздух и описав очерченную кровью дугу, плюхнулась на трупы под копыта коня позолоченного рыцаря. Сам он как-то разом осел в седле, быть может, даже сознание потерял. Я не стал выяснять.

Следующая сшибка была самой страшной в моей жизни. До того мне ни разу не приходилось на всём скаку врезаться во врага, мчащегося мне навстречу, размахивая боевой секирой, конечно, не столь впечатляющей как у графа Берри, но тоже весьма и весьма внушительной. И не было копья, самортизировавшего удар, и принимать широкое лезвие на щит — чистой воды безумие, вновь лишусь щита, а это сейчас смерти подобно. Когда ещё новый достанешь. Я дал коню шпоры, заставляя жеребца скакать ещё чуть быстрее — спасение моё скорость. Ударить первым, опередить врага, иначе — верная смерть от его секиры.

Сумел! Опередил! Меч врезался в шлем-армэ врага, напрочь срубив цветастый плюмаж, повредив массивное забрало. Секира прошла мимо, лишь скользнув по щиту. Я ещё раз ударил противника — по правому наплечнику. Он выронил секиру и прохрипел из-под основательно вмятого забрала:

— Я признаю себя вашим пленником, сударь.

Я не стал добивать его. Времени не было. Да и признать себя чьи-то пленником, а после вновь вступить в бой — страшной преступление против чести. Конечно, победителей не судят, вот только враг наш явно терпел поражение. Долго им против нас продержаться было не суждено.

Не без какой-то мрачной гордости я отметил, что мой брат пал одним из последних.

— Кто взял в плен этого рыцаря?! — громогласно вопросил граф Берри, когда всё было кончено.

Он гарцевал вокруг поверженного мной рыцаря, поигрывая секирой.

— Вот тот юноша в повреждённом саладе, — равнодушно бросил тот. Рыцарь уже успел освободиться от остатков своего армэ и нам предстало бледное лицо с засохшими потёками крови. — Он опередил меня и рубанул по голове, а после выбил секиру из руки.

— Эй, Эрик! — окликнул меня граф Берри. — Ты пленил герцога Бреккина. Милорд, вас пленил оруженосец. Ха!

Но мне было не до того. Кем бы ни был пленённый мною враг, сейчас меня занимал лишь брат, валяющийся в кровавой грязи. Я снял с него шлем, попросту разрезав завязки, заглянул в глаза. Оказалось, что он ещё жив.

— Будь проклят… — прохрипел он. — Свёл в могилу…

Тогда я не понял, что он имел в виду.

— Милорд граф, — крикнул Орвик, — отправляйте Бреккина к праотцам! Вперёд! Надо догнать бежавших. Упустим ведь!

Граф Берри коротко махнул секирой, быстрым ударом срубив голову графу Бреккину. Я даже не отреагировал на этот совсем не рыцарский поступок Могучего старика, как машина вскочил в седло, и толкнул коня коленями, стараясь не цеплять его из без того расцарапанные бока шпорами. На уме у меня были только последние слова умирающего брата. Докатился ты, Эрик, братья тебя уже проклинают на смертном одре, если считать таковым кровавую грязь городка Сент-Орбан. Надо будет после проследить, чтобы его отправили домой, в Фарроушир, и похоронили как подобает в фамильном склепе.

Преследовать ускакавших врагов было совсем нелегко. Мы сильно отстали от них и мы и наши кони устали, вымотанные долгой скачкой и несколькими боями. Однако узкие кривые улочки компенсировали это и мы нагнали беглецов, летевших во весь опор. Под метким ударом секиры графа Берри пал Аредин, остальные, не сумев совладать с конями, развернуть их в тесноте. Несколько минут и все — мертвы. Лишь один человек уцелел в устроенной нами форменной резне — это был уже знакомый мне по ночи во дворце его величество король Страндара Уильям V Нагль.

— Вот это рыбка попалась в наши сети, — рассмеялся мой сэр. — Ваше величество, теперь мы будем вашей свитой.

Король же сжался в комок и дрожал от страха.

Сопровождая его величество, мы вернулись к центру города, где Руан, как раз добивал остатки верных лояльных войск. Наша эскапада всё же принесла определённую пользу — метавшиеся туда-сюда по городу солдаты и рыцари не успели вовремя к месту атаки основных сил Золотого льва, когда они пробрались, наконец, к месту боя большая часть обороняющихся была рассеяна и вмешательство вновь прибывших ничего не решило. Увидев же, что его величество у нас в руках, лояльные ему дворяне опустили оружие, признав своё поражение. Те, кто не пожелал сделать этого, были убиты. Мы не принимали участия в этом форменном избиении — десяток разрозненных воинов, против более чем сотни рыцарей с оруженосцами и пехотой, — оставшись охранять его величество от возможных попыток отбить его у нас, которых хоть и не последовало, но опасность всё же была вполне реальной.

Я был рад тому, что Алек жив, хоть и ранен, как и должно оруженосцу он прикрывал своего отца и сэра не только щитом и мечом, но и телом. Он сам рассказал мне не без законной гордости, что подставился под копейное "жало", потому что их целило в Золотого льва слишком много, отбить все не мог ни Руан ни он сам. Однако в сравнении с боев у деревушки на берегу Вайла, сегодняшние раны были пустячными царапинами, не стоившими доброго слова. У врача точно не нашлось для них добрых слов, он постоянно шептал нелицеприятные замечания в адрес оружейников и тех глупцов, что не могут жить мирно и спокойно, а постоянно стремятся прикончить или искалечить друг друга. Следующим в руки медикуса попал я. Толи запал доблестного мастера-лекаря иссяк, толи мои раны всё же были не столь серьёзны, как у Алека, но, перевязывая меня, врач лишь тихо и неодобрительно бурчал что-то себе под нос.